Лекарство от хвори

Звонок натужно надрывался, разливая по всей квартире надоедливые трели.

- Саня, открой! Я Даньке градусник ставлю!

Парень лет четырнадцати угрюмо распахнул дверь, пропуская вошедшего, и затем так же молча встал, уткнувшись в телефон, в ожидании пока тот разденется и повесит пальто.

- А ты, я смотрю, разговорчивый! - подмигнул ему невысокий плотный мужчина в белом халате, наброшенном поверх пиджака. - Где тут у вас руки помыть можно?
Саня неопределенно мотнул головой куда-то в сторону, не отрывая взгляда от экрана.

Рафаэль Эдуардович прошел в ванную, тщательно сполоснул ладони и затем так же тщательно вытер их невесомым полотенчиком, аккуратно повешенным специально к его приходу. Внимательно взглянув себя в зеркало он неожиданно показал отражению зубы, затем широко улыбнулся и вышел, беззаботно урча под нос прилипший с самого утра мотивчик.

Обстановка в квартире была приятной, хотя и довольно типичной.
Каждый раз, переступая порог и окидывая взором пространство, он загадывал, что его ожидает на этот раз, в каком порядке будут расположены комнаты, о чем ему станут говорить встревоженные родители (а чаще они говорят об одном и том же), и гадал про себя, как долго продлится визит и будет ли он приятным или обременительным.

Симпатичные мамы, по-домашнему уютные, в ореоле лёгкой грусти из-за внезапной болезни их чад и смотревшие на него как на сошедшего с небес светилу, в чьей власти прямо сейчас даровать им надежду или, напротив, надолго лишить их покоя, составляли его тайное удовольствие, которое, впрочем очень быстро рассеивалось, если у той обнаруживался дотошный и совершенно несимпатичный муж, ставящий под сомнение всё происходящее, и требующий постановки точнейшего диагноза уже на этапе лишь беглого осмотра.
Охающая и докучающая советами тёща так же не прибавляла очков данному семейству. И тогда доктор работал быстро, писал непонятно и был скуп на слова.

Рафаэль Эдуардович прикрыл за собой дверь ванны и осмотрелся.

Просторный холл с огромным зеркалом, за которым угадывался встроенный шкаф для верхней одежды, оканчивался длинным и узким коридором. В углу темнела стиральная машинка со сваленной на неё в кучу детским постельным бельем. Рядом примостился мешок со сменкой, под которым страдал игрушечный грузовик с приоткрытой дверцей. На икейской тумбочке валялись детские шапки, женские перчатки, ключи и монеты.
Пол был чист и даже слегка поблескивал - было понятно, что к приходу врача готовились.

Сделав вывод, что следов мужчины здесь не наблюдается, Рафаэль Эдуардович приосанился и машинально провел рукой по волосам, вернее, по той части блистательной докторской головы, где они когда-то обитали.

Из кухни неуловимо потянуло чем-то сладким. "Компотику бы сейчас, холодненького". Это был уже седьмой визит за день, и мысль о том, что осталось всего два, привела его в приятное и деятельное возбуждение, ибо таила под собой скорое избавление от ежедневных пут, опоясывающих его с утра до вечера, каждый рабочий день, и даже иногда по субботам.

- Ну, здравствуй, боец, - бодро начал он, присаживаясь на стул рядом с детской кроватью. - Давай рассказывай, как докатился до жизни такой?

Данька испуганно замигал глазами и ещё сильнее натянул на себя одеяло.

- Да не бойся ты, чего напрягся. Ты же, вон, большой мужик уже, сколько тебе, три? Четыре?

- Ему пять, - улыбнулась стоявшая рядом моложавая женщина и ободряюще посмотрела на сына.

- О, ну пять - это же совсем другой разговор! - Рафаэль Эдуардович повернулся в её сторону и заговорщицки улыбнулся. - В пять я уже с дедом вовсю на рыбалку ходил и помогал ему червей на крючок насаживать. А каких мы карасей с ним тянули! Во! Так что ты, Даниил, давай-ка соберись и покажи дяде горло. Бояться меня не надо, я же не кусаюсь. Вполне себе добрый и пушистый, - и он бросил быстрый и лукавый взгляд на маму маленького пациента. Та вдруг порозовела и смущенно закашлялась.

- Может и Вас надо полечить? - доктор напустил на себя излишне серьезный вид, темные густые брови озабоченно сошлись на переносице. - Таких прелестных мам просто необходимо беречь от всяких вирусов и хворей. Я прав, Дань? - и он сделал вид, что изучает свою новую «пациентку» в искреннем желании помочь той справиться с нежелательным приступом кашля.

Внимательный взгляд его в то же время скользнул гораздо ниже того места, что обычно подлежит осмотру в случае внезапных и острых респираторных заболеваний, быстро прошелся по всем мягким изгибам её тела, сделал завершающий круг вдоль линии тщательно запахнутого халатика и вновь вернулся к глазам, промелькнувшее удивление в которых тут же сменилось на живое любопытство с искорками удовольствия от внезапного комплимента.

Неожиданно нагрудный карман детского врача ожил и начал вибрировать.  - Прошу меня извинить, - Рафаэль Эдуардович вынул телефон и привычным движением смахнул звонок, не давая тому прорваться наружу и всё испортить.

- Вас, наверное, пациенты разрывают - подала голос женщина. - Я, пожалуй, пока схожу на кухню, принесу ложечку и… поставлю чайник. Может кофе? - внезапно добавила она чуть тише, словно сама себе удивляясь.

- Кофе-то? А что, не откажусь! - доктор прислонился к дверному косяку и многозначительно посмотрел на неё.
Взгляд его словно бы говорил - к черту больных, к черту медицину, давайте уедем немедля! Вы будете моей Еленой, а я - вашим Парисом. Вы будете замочной скважиной а я - вашим ключиком. Я буду вашим Тигрой, а вы - моим маленьким розовым Пятачком. Я подниму вас на руки и пронесу над этим миром как хрустальную вазу, чтобы затем поставить в него свой цветок. Мой стойкий и нежный цветок любви. Хрупкий, как все сущее, и такой же чувствительный, как стетоскоп в моем левом кармане.
Подскажите, вы любите светлое нефильтрованное? Я знаю в нашем районе чудный бар неподалеку, где подают сей замечательный напиток. Готовы ли вы испить его со мной сегодня, со мной, вашим Парисом?

Данькина мама смеялась, прикрывая лицо руками, а потом отняла руки, сделала серьезное лицо и сообщила, что принимает предложение, несмотря на всю нелепость и абсурдность ситуации

Еще спустя пару часов, она, радостно напевая, крутилась перед зеркалом, примеряя платье и подкрашивая губы. Сане было поручено посидеть с младшим братом, пока его мама, этот маленький и счастливый Пятачок, выпархивает из подъезда и несётся навстречу светлому нефильтрованному будущему с той же легкостью, как будто её и в самом деле несёт по воздуху огромный воздушный шарик.

***
На следующее утро у кабинета Рафаэля Эдуардовича по обыкновению выстроилась длинная очередь. То были мамы с детьми всех возрастов и размеров. Одна очень тщательно накрашенная мамочка привела своего уже почти взрослого сына, давая всем своим видом понять, что доктор нужен ей не меньше, чем остальным обладательницам пузатых младенцев и сопливых годовасиков.
Женщины то и дело кидали друг на друга ревнивые взгляды, сверяли талончики и грудью вставали, если у кабинета вдруг возникал кто-то новый и мямлил классическое “я только спросить”.

Педиатр же восседал за закрытой дверью в своем огромном и мягком кресле в отличном расположении духа. Приятные воспоминания о вечере, проведенном в компании с очередной новой знакомой, проносились в его голове как легкие перистые облачка проносятся по чистому и ясному небу, суля всем прекрасный и безветренный день.
Напротив с поджатыми губами сидела высокая сухощавая медсестра - его неизменная напарница, преданно служившая ему на протяжении многих лет и рьяно выполняющая свои обязанности (кои, впрочем, как предполагали острые языки, уже давно выходили за рамки служебных).

Сдержанно и строго окидывала она взором входящих и выходящих из кабинета женщин с детьми, делала пометки в картах, лежащих огромной россыпью на столе, и, чем приятнее была наружность входившей, тем мрачнее становилось лицо Евгении Сергеевны.

to be contiued