Когда приходит холод

«Осень умирает.

С каждым днём всё толще пёстрый ковер под ногами, всё прозрачнее деревья. Воздух будто стянут влажной дымкой, по асфальту черным глянцем расползаются лужи.

Каждое утро я иду на работу одной и той же дорогой и наблюдаю, как неуловимо меняется пейзаж. Природа словно стареет, скукоживается, забирается в постель, натягивает простынь до подбородка, откладывает телефон в сторону и смотрит устало в стену. Природа ждёт своего конца. Изучает разводы на потолке, вспоминает весну, лето, сентябрь… Она не знает, в какой именно день это случится - когда пойдет снег, но уже предчувствует непробудное дыхание холода. Улавливает его где-то глубоко внутри. Ей страшно.

Ей каждый раз чертовски страшно, она старается развлекать себя как может, запуская сонных воробьев в ледяные лужи, слепя ярким солнечным светом в окна и срывая шапки у прохожих.

А потом беззвучно плачет ночами в подушку, проливаясь сырыми дождями.

Мы наблюдаем за ней со стороны. Сидим у её постели, ощущая свою беспомощность и невозможность остановить время. Ещё один день. Ещё один. Ещё.

Осень умирает.»

Глеб уже хотел было свайпнуть этот пост вверх, но нечаянно нажал на сердечко и лайкнул. Потом ещё раз нажал, чтобы его убрать. Потом подумал, что она, наверное, всё равно уже увидела, поэтому фиг с ним, пусть будет. И опять коснулся.

Загрузил во весь экран фотку, приложенную к посту, приблизил её лицо. Постарела немного? Глаза такие же лучистые, только выражение, может, чуть более грустное… Или уставшее.

Нажал на кругляшок и провалился в профиль. Посмотрим, что там ещё интересного появилось. Может, выложила своего хахаля нынешнего.

Нет, только себя, да и то кусками. Что за мода у них у всех — то ноги отдельно, то со спины, то вся целиком, но так издалека, что не разглядеть ни черта.

«О, это что-то новенькое», — Глеб тапнул другую фотографию, и она раскрылась во весь экран.

Сертификат какой-то… «РНИМУ им. Н.И. Пирогова. Клиническая психология». Ну да, конечно. Психологов этих развелось сейчас, и она туда же. Мало было ей постоянно его лечить, так надо ещё кому-нибудь на мозги покапать.

На экране всплыло рекламное сообщение, Глеб раздражённо смахнул его и продолжил листать профиль. «Посты эти бесконечные… И все такие навороченные. Зачем она вообще что-то пишет? Кому это интересно? 17 жалких лайков и 2 комментария… Кстати, надо глянуть, что за типы её лайкают.»

Глеб улегся поудобнее, перевернувшись на живот, а телефон поставил перед собой, прислонив его к подлокотнику дивана. В животе вдруг заурчало. Он вспомнил, что толком ничего не ел с самого утра, если не считать двух бутербродов, сделанных наспех.

Отложив мобильник, он пошел на кухню и, порывшись в выдвижном ящике, нашел там маленький эмалированный ковшик. Налил воды из-под крана, плюхнул туда две жалких сосиски, одиноко приютившиеся в холодильнике, и поставил ковшик на плиту.

Ничего, он и сам как-нибудь… Он уже давно всё сам.

Глеб вернулся в комнату за телефоном, разблокировал его и продолжил изучать страничку той, с кем не виделся уже больше года. Четырнадцать месяцев и двадцать четыре дня. Не видел и не слышал. Первое время она обрывала телефон, закидывала сообщениями, но он был кремень. Потом звонки стали все реже, а потом и вовсе прекратились. А он заставлял себя не заходить на её страничку, не смотреть. Ставил себе цель – не смотреть ни за что. Дни отсчитывал, но потом срывался - вот как сейчас. Он не мог ей простить, что она так легко развалила семью и ушла. Бросила их. Его бросила.

«А теперь осень там у неё умирает. Ну-ну».

С кухни донесся неприятный запах чего-то горелого.

«Тьфу ты», – разозлился Глеб и, сунув телефон в карман, побежал на кухню, которая уже вся прокоптилась темным, пахучим дымом. На дне ковшика догорали две сосиски: черные, обуглившиеся, приклеившиеся боком ко дну.

Чертыхнувшись опять, он схватил полотенце и метнул ковш вместе с сосисками в раковину.

В это время телефон вдруг тренькнул. И потом ещё раз.

Глеб вытер руки полотенцем и достал мобильник. На экране висело два непрочитанных сообщения. От неё. Он почувствовал, как у него горят щеки. Очень тут жарко, надо открыть окно.

Глеб осторожно присел на краешек стула. Телефон он положил на стол, а руки держал на коленях. Потом не выдержал и провел по нему пальцем.

На экране мигнуло ярким: «Глебушка, я видела, ты лайкнул мой пост».

И следом второе: «Как ты, сыночек?»

Глеб перевел глаза в окно и долго смотрел, как по стеклу с той стороны стекают капли дождя. Затем встал и сунул телефон в карман. Ему вдруг страшно захотелось на улицу, на воздух – выйти и бежать. Бежать, куда глаза глядят. Дышать и бежать. По чернеющим глянцевым лужам, по тротуарам, засыпанным опавшей листвой, по сырой и холодной земле – через осень, через зиму, прямиком в лето, в тёплые мамины объятия.

И чтобы всё как раньше, чтобы навсегда.