Остались дома, болеем. В перерывах между жаропонижающими дала Ване полистать книжку про рыцарей.
Книжка любимая, много раз уже читанная. Сидит, разглядывает. Я спешно пытаюсь за это время успеть сделать что-нибудь полезное. Ну или хотя бы выпить чаю с остатками засохшей пастилы.
И вдруг вижу, поднимает на меня взгляд полный слез. Губы дрожат.
- А у нас не будет такого, мама?..
- Чего - такого? - заглядываю в книжку и сразу среди прочих вижу иллюстрацию, которая его так растрогала.
Подданные феодала отбирают у побежденных крестьян их нехитрое имущество. Трое вооруженных персонажей прячут награбленное в мешки, глава семейства в растерянности, старший ребенок жмется к маме, младший сидит у нее на руках, крепко обхватив шею. На глазах у матери слезы.
Картинка, на мой вкус, достаточно схематичная. Ну то есть это не прекрасный зловещий Ломаев и не депрессивный берущий за душу Бенжамен Лакомб, тем не менее на лице у Вани все признаки того, что через мгновение меня ждут затяжные рыдания. Так и случается.
- А папа нас спасет? Он защитит наааас?..
Ну, конечно, спасет, наш папа он же ого какой. Да и я тоже, да и ты сам вон какой сильный. Не бойся ничего, малыш.
Дальше идут вопросы посложнее.
- А почему они такие злые? Зачем они убивают людей?
Пытаюсь объяснить, что в данном случае никто никого не убивает, просто... Обворовывает? Нападает? Пользуется преимуществом сильного? Подобрать слова, почему мир устроен таким образом, что пострадать могут ни в чем неповинные, у меня получается плохо. Заверяю его, что нам подобное не грозит, то было давно и неправда, и в любом случае наш папа в случае чего всем надает тумаков.
Ваня продолжает рыдать, но через некоторое время его деятельная натура берет верх. Он вскакивает с дивана:
- Дай мне ножницы, мама!
- Зачем? Ты хочешь вырезать картинку?
- Да! Дай скорее!
Первая реакция - не давать, запретить, это же книга. КНИГА. Ее надо беречь, чтобы красиво стояла на полке, приятно пахла и затем досталась потомкам.
Но тут же давлю в себе эту установку из советского прошлого и протягиваю ему ножницы. И он вырезает принесший столько переживаний фрагмент, а затем еще и рвет его на мелкие кусочки. Готово.
Слезы постепенно высыхают, мы сидим обнявшись, и я думаю, как же это правильно - взять и вырезать что-то из своей жизни. Разделаться с этим, прожить, победить. Чик - и все.
И можно жить дальше, верить в сильного папу и в то, что зло, каким бы оно ни было, обязательно будет наказано.
Пожалуй, стоит поучиться этому у детей.
